Опаленные войной

В следующем году мир отметит 80-летие окончания Великой Отечественной войны. К сожалению, участников боевых действий уже осталось очень-очень мало. Но еще много тех, кто в тылу приближал День Победы. Остались дети, пережившие эти страшные годы, испытав на себе и голод, и тяжелый труд. 

«Зейские вести сегодня» открывают рубрику «Опаленные войной». В ней мы будем публиковать воспоминания детей войны. Вы можете рассказать сами о том, как были прожиты годы лихолетья, как ваши родственники, близкие пережили годы войны.

Приносите рассказы и фотографии в редакцию, присылайте на электронную почту Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. . Можно позвонить по телефону 2-14-02, наш журналист пообщается с теми, кто был очевидцем тяжелых лет.

Редакция “ЗВС”.

Всё для победы

Всё дальше и дальше уходят от нас, живущих в ХХI веке, героические и вместе с тем трагические события начала 40-х годов ушедшего ХХ века. Уходят из жизни не только те, кто участвовал в кровавой мясорубке 1941–1945 годов, но и те, кто ковал великую Победу в тылу. Можно пересчитать на пальцах оставшихся в живых ветеранов и так называемых детей войны, к которым я и отношусь.

Рядовой Романцов. 1966 г. 

Семья Анны Романцовой (слева) матери Виктора Дмитриевича.

Семья Виктора Романцова (2004 г.).

Виктор - первоклассник (первый ряд, второй слева). 1950 г.

Педагог (Виктор - в центре) со своим 10 "Б" классом (1970 г.).

Тернист и долог был наш путь к незабываемым майским дням 1945 года. Ценой суровых испытаний, дорогих утрат завоевали мы право на этот священный праздник. Трудными были дороги войны для солдат, но не менее сложными они были и для тех, кто помогал ковать Победу, работая в тылу. Каждая семья проводила на фронт отца, мужа, сына, брата. Оставшиеся в тылу делали всё для скорейшего завершения Великой Отечественной. С первых дней войны распространился почин: «Работать за себя и за товарища, ушедшего на фронт», «удлинить рабочий день», «отказаться от отпуска». Люди делали невозможное. То, на что в мирное время требовались годы, в войну делали за месяц, на что уходили месяцы, делали за дни. Жизнь оставшихся в тылу была подчинена единой цели – всё для Родины, всё для Победы. Это своё воспоминание о тех годах я пишу для того, чтобы младшее поколение знало, какой ценой добивалась эта Победа, что испытали оставшиеся в тылу, основу которых составляли женщины и дети.

Детство

Родился я в селе Сосновка Серышевского района Амурской области 8 марта 1942 года. Небольшим был наш населённый пункт в годы войны. Всего 14 домов, из которых – два многоквартирных барака, а жителей чуть больше ста человек. Не было электрического света, медицинского пункта. Да и начальную школу открыли только в 1939 году. Нет в окружении этого населённого пункта ни речки, ни бескрайней тайги, отсутствуют в окрестностях озёра и горы, да и люди там проживали совсем обыкновенные. Давно уже нет первых построек и того дома, где я родился. Неузнаваемо изменился и сам ландшафт. Исчез котлован с проточной водой, лиман. Вот уже много лет не разливается в пади вода, напоминающая в период половодья речку, по которой мы сплавлялись на плотах. Вплотную подступил к населённому пункту сосновый бор. Совсем большими  стали дубки, среди которых мы пробивали лыжню, строили балаганы. В летний период село утопает в зелёных зарослях черёмухи и малинника, возникших на местах разрушенных домов. Ушли из жизни или уехали в другие края друзья моего детства. Этот населённый пункт дорог мне ещё и тем, что к истокам его основания причастны мои родители. Они были в числе первых поселенцев нового населённого пункта «Конезавода имени ОКДВА № 128» – предшественника нынешней Сосновки. Трудились здесь и навечно остались в ней. Здесь они и похоронены. Здесь мои корни. 

Мать

Я был третьим ребёнком в семье, воспитывался одной матерью. За две недели до моего рождения отца призвали в армию, а вскоре комиссовали по болезни. За три недели до того, как мне исполнилось два года, – отец умер. В 1944 году, в 28 лет, после смерти мужа – моего отца – мать осталась вдовой с тремя малолетними детьми. Несмотря на все уговоры знакомых и должностных лиц, отказалась отдавать в детский дом детей, особенно меня, самого младшего в семье. Моя мама в совхозе трудилась там, где требовались рабочие руки: птичницей, пекарем, на зерновом дворе, уборщицей, на полевых работах и уже перед уходом на пенсию – няней в детском саду.

Работая в военные и послевоенные годы по 10-12 часов на производстве, она ещё содержала домашнюю живность, без которой мы едва выжили бы в тот период. Надо было ещё в обязательном порядке сдавать бесплатно государству налог маслом, мясом и шерстью. 

Да и мы требовали материнской заботы и ухода. Когда она успевала всё это делать? С трудом давался сенокос, выкраивала время для заготовки сена вручную, а давали места под покосы среди кустарника и кочек. Требовал ухода и  огород, хотя он был и небольшим, сотки 1,5-2. Выходной день на производстве был всего один, а во время уборки урожая этого дня могло и не быть. За свой труд в период военного лихолетья награждена медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941 –1945 гг.».

Заготовка дров в те времена также была большой проблемой. Запасов никогда не было. Топили печи тонкими палками от дубняка, который рос на сопках, окружающих село. Централизованной поставки топлива не существовало. Всё это заготавливалось вручную, топором, а потом на самодельных санках доставлялось домой. В выходные дни – два-три таких рейса на неделю топки. Даже эти жалкие крохи дров приходилось экономить. В квартире всегда было холодно. В зимний период по её углам внутри всегда было наморожено. Спасались от холода только на печи или возле неё – самом излюбленном месте для нас, детей. Из-за холода в квартире каждый год картофель в подполье подмерзал, гнил, приходилось за зиму несколько раз его перебирать. Его всегда не хватало, тоже экономили.

Когда заканчивались полевые работы в совхозе и у женщин появлялось относительно свободное время, они вечером чаще всего собирались у нас на квартире. Это были в основном вдовы погибших на войне мужей. И здесь они не сидели сложа руки: были заняты за разбором шерсти, фасоли, пряли и вязали варежки, носки. Во время посиделок пели песни и прослушивали записи с патефонных пластинок, выбор которых был небольшим – 4-5 довоенных, затёртых, с едва различимым восприятием. Выбор места таких встреч объяснялся тем, что практически только у нас сохранился и был в рабочем состоянии патефон, приобретённый ещё в довоенное время отцом.

Замёрзшие окна даже днём нехотя пропускали свет в квартиру. Двери всегда в зимний период обмерзали, так как они были неплотно подогнаны к дверной окосячине-коробке. Через щели в квартиру проникал холод, их утепляли всяким тряпьём.

В такой убогой квартире, 8 на 4 метра, начиная с 1949 года при свете керосиновой лампы готовил я и мои старшие сестра и брат уроки. Да и то мама в целях экономии дефицитного керосина старалась заставить нас делать уроки засветло.

Трудный год

Особенно тяжёлым выдался для нас 1947 год. В стране ещё действовала карточная система. Вступил в силу драконовский закон, знаменитый Указ от 1947 года «О мерах по борьбе с хищениями социалистической собственности». Согласно этому Указу, ужесточалось наказание за хищение. Можно было  «загреметь» на 5-7 лет, а то и на все 25 за оставшиеся после уборки гнить на совхозных полях колоски, картошку и т.д. 

Осенью пошли дожди, вымок картофель, урожай зерновых был убран с большими потерями. Подростки, в том числе мои брат с сестрой, пытались собирать колоски поздней осенью, пока не выпал снег, и в тёмное время суток. Такие походы иногда заканчивались печально. Руководством  района, как и по всей стране, для охраны полей  (колосков) выделялись сотрудники милиции и специально уполномоченные для этого люди на лошадях. При поимке «злоумышленников» на поле «наездники» использовали плеть, колоски отбирали. Дети промёрзшие, голодные, со слезами возвращались домой к таким же голодным родителям. Мы часто задавали друг другу вопрос: почему? Почему не разрешали собирать остатки с полей? Ведь они всё равно пропадут? Весной я с моими родными братом и сестрой, вместе с другими такими же по возрасту детьми, ходили по полям, собирали гнилую картошку, дома раскладывали её для просушки, а затем уже мама делала из неё крахмал и что-то похожее на тесто, мы с удовольствием всё это употребляли в пищу.

С нетерпением ожидали весну, наступление тепла. Начиная с первых чисел мая вместе с друзьями выходил в падь, на сопку, чтобы на солнцепёке не пропустить первые ростки дикого лука, щавеля и другой зелени, пригодной для еды. Использовали всё, чем можно было утолить голод.

Голод в тот год преследовал всех. Сколько слёз тогда пролили женщины, особенно вдовы, единственной защитой которых были их натруженные руки и их малолетние дети.

Не хватало хлеба. Да и какой это был хлеб (если рассматривать с позиции сегодняшнего дня)? Коричнево-серый, с металлическим блеском, не пропечёный, сырой (для увеличения  веса и из-за отсутствия в пекарне хороших дров). Он легко резался на кусочки (добавки) с чётко обозначенными рёбрами. Не крошился, из него можно было сразу лепить фигурки. Но это был хлеб! Я и сейчас его легко зрительно восстанавливаю в своей памяти. Здесь же, в пекарне-магазине, его нарезали, отпускали строго по норме. Часто таких добавок-кубиков было по несколько штук – один другого меньше. Процедура продажи хлеба затягивалась надолго, до 8-9 часов вечера. Часто его всем не хватало, тогда работники пекарни до утра при треске сырых дров допекали остатки хлеба, чтобы всем досталась положенная норма.

К хлебу относились с бережливостью. Выстаивание в очереди было моей святой обязанностью. Старшие выполняли более ответственную работу. Брат с друзьями отлавливал сусликов, воробьёв, перепелов и другую живность, которую охотно сами же и поедали. Этим спасались в голодные сороковые.

Вдовьи слёзы

Сколько слёз выплакала моя мама с такими же вдовами и с такой же судьбой, прежде чем вырастила нас. Только в начале 50-х годов, когда подросли и стали работать старшие дети, ей стало легче. Сестра готовила еду, занималась уборкой квартиры, а затем пошла работать. Ну, а на мне и брате была забота о заготовке дров, уход за огородом, выгон вовремя коровы, овец к стаду, встретить их вечером, курей накормить, купить хлеб и остальные мелкие заботы по дому.

Тяжёлая вдовья жизнь да и трудные послевоенные годы наложили определённый отпечаток на её характер. Повседневная забота о нас, чем накормить, как бы выжить самой и детям – всегда стояли у неё на первом месте. Забота о завтрашнем дне – всё это сказывалось на взаимоотношениях с нами – детьми. У неё не было времени на ласку, разговоры и задушевные беседы. Позже мы прекрасно это поняли. У нас у всех были свои обязанности, которые мы впитали в себя и строго их исполняли. Знали, что это мы должны сделать, что это наша обязанность. Позже она вспоминала, что в первые, наиболее трудные дни и годы после смерти нашего отца иногда у неё наступало отчаяние, она затруднялась в поисках выхода из тяжелейшей ситуации. Садилась вместе с нами, обнимала нас, и вместе мы начинали плакать. Наверное, это иногда помогало. Запомнился ей да и нам трудный, дождливый, неурожайный 1947 год. Ко всем нашим трудностям добавилась ещё одна: кем-то из чужих (наши деревенские такого не могли себе позволить) у нас были похищены продовольственные карточки. Спасибо родителям мамы – бабе Анисии и деду Архипу – они помогли выжить нам в этот тяжелейший период. Почти в тот же год при отёле пала от истощения корова – наша кормилица. И в такой труднейшей ситуации мама нашла выход. Мы не остались без молока.

О себе

Наверное, самое трудное из всего, что я ранее изложил в своих книгах, – это рассказать о себе. Не хочется приукрашивать свою прошлую и настоящую жизнь, но и не стоит поливать себя грязью за все те ошибки и упущения на этом относительно длинном жизненном пути. Что было, уже не изменишь, не отмотаешь эти годы назад.

К своим восьмидесяти с лишком годам всё больше задумываешься о прошедшем, о родных и друзьях, уже ушедших из этой земной жизни. Пытаешься осмыслить пережитое, дать оценку своим поступкам. И делаешь вывод: что-то пошло не так. Точнее – по-другому. Что это? Случайность или закономерность? И делаешь вывод, что наша жизнь состоит, как правило, из закономерностей и случайностей. Только вот неизвестно, кто управляет этими «случайностями»? А эти минуты-«случайности», или кто ими управляет, пять или шесть раз коренным образом меняли направления не только в жизни государства, но и отдельных людей, в частности они затронули и меня. Что поделаешь? Этого уже не изменить!

Виктор Романцов.